В статье на основе анализа правоприменительной практики раскрываются проблемные вопросы, связанные с производством следственных действий ограничивающих конституционные права граждан. Авторами вносятся ряд предложений, направленных на защиту прав и интересов лиц, вовлекаемых в уголовный процесс.

 

Несовершенство отечественного уголовно-процессуального законодательства нередко приводит к тому, что в правоприменительной практике возникают коллизионные ситуации разрешение которых возможно только путем внесения кардинальных изменений в УПК РФ.  Отсутствие достаточной нормативной регламентации ряда уголовно-процессуальных институтов приводит существенным нарушениям прав и интересов участников процесса при производстве следственных и процессуальных действий в стадии предварительного расследования, так при реализации института промежуточного судебного контроля. Нарушению прав и интересов, вовлекаемых в уголовное судопроизводстве, нередко помимо их воли, способствует и процессуальные ограничения полномочий прокуроров при осуществлении надзора за предварительным следствием.

 

Ключевые слова: обыск, решение суда, недопустимые доказательства, оперативно-розыскная деятельность, кассационная жалоба.

 

Одним из действенных инструментов обнаружения и изъятия «…орудия, оборудования или иных средств совершения преступления, предметов, документов и ценностей, которые могут иметь значение для уголовного дела…»[1] является обыск.

Несмотря на достаточную регламентацию данного следственного действия, в ходе реализации норм предусмотренных ст. 182 УПК РФ выявляются и возникают коллизионные ситуации, требующие дополнительной правовой регламентации или, по крайней мере, разъяснений Верховного Суда РФ.

В соответствии с нормами уголовно-процессуального законодательства РФ участники судопроизводства имеют право обжаловать решения и действия не только представителей органов предварительного расследования, но и суда. В случае производства обыска в жилище - законность и обоснованность решения суда реализующего институт промежуточного судебного контроля. Однако, нередко возникает ситуация, когда участником процесса подается жалоба в порядке ст.125 УПК РФ и в тоже время уголовное дело передается в суд для рассмотрения по существу[2]. Отказ Верховного Суда России и нижестоящих судов рассматривать жалобы лиц на том основании, что дело уже принято нижестоящими судами к производству, для рассмотрения по существу нарушает права обратившихся, на защиту их Конституционных прав. Так как разрешение жалобы и связанных с этим процессуальных действий, в целом зависит от усмотрения суда разрешающего дело по существу[3]. Вполне вероятно, что удовлетворение жалобы поданной в порядке ст. 125 УПК РФ в ходе рассмотрения дела по существу может повлечь последствия не вполне устраивающие представителей стороны обвинения (изменение квалификации, признание доказательств недопустимыми и т.д.).

Для исключения данных коллизионных ситуаций, в Уголовно-процессуальное законодательство необходимо внести поправки, связанные с обязательным рассмотрением поступившей жалобы Верховным Судом России и нижестоящим судами, отложив начало судебного разбирательства по существу, либо обязывающие рассмотреть жалобу тем судом, где будет рассматриваться дело по существу на этапе подготовки дела к судебному разбирательству.

Принимая решение о производстве обыска в  жилище следователь, а в случае дачи согласия обыска в жилище и суд должны обладать достаточными данными полагать, что искомом месте могут находиться вещи и предметы, имеющие значение для дела. Думается, исходя из законодательных требований ни следователь, ни судья не имеют права формально подходить при анализе имеющихся данных и особенно когда планируется производство обыска в жилище. Считаем необходимым отметить, что представители судебной системы ограничены материалами, которые представляет следователь в обоснование своего решения о производстве обыска в жилище. Не оспариваем, что суд вправе требовать предоставления дополнительных материалов для дачи согласия на производство обыска в жилище, что не всегда реализуется представителями судебной системы в силу их загруженности или формального подхода при рассмотрении заявленных ходатайств. 

Однако, данные обосновывающие необходимость производства обыска в жилище могут содержаться и в материалах оперативно-розыскной деятельности, что затрудняет возможность их обжалования в случае их секретности. В частности, в РТ было возбуждено уголовное дело № 12302920009000243 в отношении неустановленных лиц по признакам преступления предусмотренного ч. 1 ст. 285 и ч.2 ст. 269  УК РФ. В ходе производства предварительного расследования сотрудник УЭБ и ПК МВД по РТ написал рапорт, что «…В настоящее время имеются достаточные основания полагать, что по месту проживания Г. (адрес), в пределах земельного участка с кадастровым номером 000000, могут находиться предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для уголовного дела, в том числе предназначенные для передачи информации, флэш-накопители информации, диски, жесткие диски, мобильные телефоны (смартфоны), сим- карты, печати для документов, а также иные предметы и документы, имеющие значение для уголовного дела. На основании изложенного имеются основания в проведении обыска по месту проживания Г. с целью изъятия вышеуказанных предметов и документов…» и что в ходе проведения ОРМ было установлена возможная причастность к преступлении г-а Г.

В данной ситуации следователь на основании предположительных, не подтвержденных данных полученных оперативно-розыскным путем принял решение о проведении обыска без получения судебного решения. В обоснование неотложности проведения обыска следователь указал, что «…в жилище находятся лица, которые могут уничтожить или сокрыть доказательства с целью введения следствия в заблуждение и воспрепятствования установлению истины по планшетные следы уголовному делу…»[4].

Думается, обоснование необходимости производства следственных действий нарушающих конституционные права граждан лишь на основании данных полученных оперативным путем без удостоверения их подлинности, и процессуальной проверки недостаточна. Так как их проверка с точки зрения законности и обоснованности затруднительна в силу специфики (большинство сведений получаемых в ходе ОРМ носят гриф секретно и охраняются уголовно-правовыми запретами) необходима корректировка норм ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» и норм уголовно-процессуального законодательства, которая позволили бы следователю с соблюдением режима секретности ознакомиться с данными представленными оперативным сотрудником в обоснование следственных действий ограничивающих Конституционные права граждан. Данные дозволения необходимы и для суда как инструмент обоснования судебного решения и исключения фальсификаций и злоупотреблений со стороны представителей правоохранительных органов наделенных правом осуществлять оперативно-розыскную деятельность[5].

В соответствии со ст. 38 УПК РФ следователь самостоятельно направляет ход предварительного расследования. Мы неоднократно отмечали, что внесенные изменения в уголовно-процессуальное законодательство масштабно увеличили независимость следователя от судебной и прокурорской власти. Законодательное ослабление прокурорской власти для осуществления надзора за следствием неминуемо привело к нарушениям уголовно-процессуального законодательства со стороны следователей при производстве отдельных следственных и процессуальных действий, а также производству действий, не предусмотренных УПК РФ[2].

В соответствии с законодательными требованиями (ч. 5 ст. 182 УПК РФ) перед началом обыска следователь предлагает добровольно выдать подлежащие изъятию предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для дела. Исходя из этих нормативных установок, следователь должен знать, что он потребует выдать перед началом следственного действия. Допустима ли в данном случае абстрактная неопределенность, что следователь не в полной мере знает, что он найдет в ходе обыска и как бы действует наугад, и в принципе найдет ли что-нибудь, чтобы не ограничить процессуальное право лица на добровольную выдачу искомых вещей и предметов? С нашей точки зрения, следователь обязан назвать перечень предметов и вещей найти и изъятие которых он желает. При заявлении абстрактно-неопределённого требования о выдаче предметов и вещей имеющих значение для уголовного дела лицо, в жилище которого проводится обыск ставится в весьма затруднительное положение, тем более, если жилище не принадлежит подозреваемому и обвиняемому или он там не проживает.

В пользу позиции автора говорят, как позиции Конституционного Суда РФ, которые приведены ниже, так и позиции Европейского Суда по правам человека: «Абстрактный подход» судов к оценке фактической основы обыска в жилище является неприемлемым. Он противоречит и российскому законодательству, и практике Европейского Суда по правам человека (ЕСПЧ).

ЕСПЧ сформулировал запрет на использование правоприменителем – судебным органом – при разрешении обыска «общих» формулировок и выражений, допускающих «всеобъемлющий обыск», «неизбирательное изъятие» объектов (предметов, документов, электронных носителей информации, средств связи), находящихся в обыскиваемом жилище. ЕСПЧ обосновал необходимость конкретизации обстоятельств, мотивировки, указания круга объектов, подлежащих поиску и изъятию при обыске[3]. ЕСПЧ отмече­но, что «...учитывая неопределенность формулировок постановления, работ­ники органов внутренних дел по собственному усмотрению определяли предметы, подлежащие изъятию. Постановление о проведении обыска не со­держало сведений об уголовном деле, целях обыска»[4]. В другом своем решении ЕСПЧ указал, что «ордера не содержали никакой информации о характере проводимого расследования, о точных местах проведения обысков или о предметах, под­лежащих изъятию. Таким образом, следователи наделя­лись широкими полномочиями»[5] В Постановлении Европейского Суда по правам человека от 04.02.2020 по делу «Круглов и другие против России» (дело № 11264/04 и 15 других[6]указано на то, что предмет поиска должен быть конкретизирован: «В постановлениях судов о разрешении производства обысков, если они были вынесены, указывалось, что материалы, представленные по уголовным делам, давали достаточные основания полагать, что документы или предметы, имеющие отношение к расследованию, могут находиться в помещениях заявителей. Однако в них не разъяснялось, что это были за материалы и на чем основывалось предположение, что соответствующие доказательства могут быть найдены в помещениях, подлежащих обыску. Постановления судов о разрешении производства обысков были составлены в очень широких выражениях, что давало следователям неограниченную свободу действий при проведении обысков».

С данных судебных позиций представляется весьма актуальной и проблемно-спорной, ситуация, когда следователь, считает, что он «наделен» процессуальным правом изымать «понравившиеся» ему вещи и предметы, которые, по сути, не имеют никакого отношения к находящемуся в его производстве делу. В частности, в Нижнем Новгороде по уголовному делу частного обвинения (фабула: в ходе взаимной ссоры между двумя женщинами одна из них ударила другую обувной ложкой) следователь СК пришел к одной из них (проходящих подозреваемой) с обыском, в ее жилище спустя два года. Наверное, у следователя была надежда, что обувная ложка, как орудие преступления, цела и она подлежит изъятию[6]. Однако, после изъятия шести обувных ложек, выданных добровольно, он почему-то решил, изъят и ноутбук, который никакого отношения к делу частного обвинения не имел. Хотелось бы отметить, что в ноутбуке могла находиться информация частного характера (переписка и. т.д.), на ознакомление которой необходимо разрешение суда, так как тайна переписки охраняется на Конституционном уровне. Затем, следователь решил изъят мобильный телефон у лица, который к данному делу не имел отношения, так он попытался сфотографировать находящееся на столе постановление суда.

Думается, должна быть определена достаточно четкая грань между усмотрением следователя направленным на достижение целей конкретного следственного действия и самоуправством когда следователь явно выходя за рамки законодательных дозволений, совершает действия, не имеющие отношение к уголовному дела в целях инициирования провокаций с участниками следственного для реализации возможности их дальнейшего уголовного преследования.

Для защиты законодательно установленных прав лиц в чьем жилище производится обыск, устранения проблемных ситуаций, конфликтов между участниками следственного действия, возможных провокаций инициированных как со стороны представителей стороны обвинения, так и защиты предлагаем внести изменения и дополнения в УПК РФ следующего содержания:

- следователь перед началом обыска в жилище обязан вручить лицу копию решения суда;

- при обыске в жилище обязательно производство видеозаписи;

- в целях возможной реализации лица права на добровольную выдачу в постановлении о производстве обыска конкретизировать перечень искомых предметов и вещей, необходимых для изъятия.

Однако, объективная действительность такова, что восприятие следователями своих полномочий при производстве обыска, разделяемое прокуратурой, а частично - и судами, уже вынесшими промежуточные судебные решения по данному вопросу при производстве по уголовному делу, противоречат позиции Конституционного Суда России: «Предоставленные следователю полномочия реализуются им не произвольно, а по основаниям и в порядке, установленным уголовно-процессуальным законом. Наделяя следователя полномочием самостоятельно направлять ход расследования и принимать процессуальные решения, законодатель не исключает необходимость выполнения следователем при осуществлении уголовного преследования всего комплекса предусмотренных Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации, в частности его статьями 7, 11, 14 и 16, мер по охране прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве»[7].

Как указывает Конституционный Суд Российской Федерации, публичные интересы, перечисленные в статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, могут оправдать правовые ограничения прав и свобод, только если такие ограничения отвечают требованиям справедливости, являются адекватными, пропорциональными, соразмерными и необходимыми для защиты конституционно значимых ценностей[8].

Содержание правовых позиций, изложенных Конституционным Судом РФ в ряде других решений (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 31 января 2011 года № 1-П, от 21 октября 2014 года № 25-П, от 10 декабря 2014 года № 31-П, от 16 июля 2015 года № 23-П и от 17.06.2021 № 29-П ("По делу о проверке конституционности положений статей 106, 110 и 389.2 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина С.А. Филиппова"), а также Определение Конституционного Суда России 7 ноября 2008 года № 1029-О-П по жалобе гражданина Аниброева Дениса Семеновича на нарушение его конституционных прав положениями части второй статьи 217 и главы 42 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации; Определение Конституционного Суда РФ от 25.09.2014 № 2230-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Федорова Сергея Александровича на нарушение его конституционных прав частью третьей статьи 217 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации"), позволяет выявить критерии соразмерности, при которых соотношение «определения допустимости ограничений прав», предусмотренных в ст. 24 Конституции Российской Федерации, к «определению средств и способов защиты государственных интересов» применительно к оцениваемой судом ситуации:

– должны использоваться лишь те из правовых ограничений, которые в конкретной правоприменительной ситуации исключают возможность несоразмерного ограничения прав и свобод человека и гражданина;

– при допустимости ограничения того или иного права в соответствии с конституционно одобряемыми целями должны использоваться не чрезмерные, а только необходимые и строго обусловленные этими целями меры;

– публичные интересы, перечисленные в ст. 55 (ч. 3) Конституции РФ, могут оправдывать правовые ограничения прав и свобод, только если такие ограничения адекватны социально необходимому результату;

– цели одной только рациональной организации деятельности органов власти не могут служить основанием для ограничения прав и свобод.

К этому надо добавить и то, что Европейский Суд по правам человека (г. Страсбург) требует, чтобы предметы поиска при производстве обыска были конкретизированы, а в целом обыски воздействовали на жизнь людей в разумных пределах. «В соответствии с устоявшейся прецедентной практикой Европейского Суда судебные решения, разрешающие производство обысков, должны быть составлены, насколько это практически возможно, таким образом, чтобы их воздействие оставалось в разумных пределах»[9].Как выход за пределы разумного ЕСПЧ оценил обыск в деле «Мисан против России», предметом которого была жалоба заявительницы на неправомерность обыска в ее квартире, указав: «Перечень изъятых предметов не ограничивался вещами, принадлежащими отцу заявительницы, а включал в себя паспорт моряка заявительницы, ее принтер и дискеты. Важно, что в ходе последующего судебного контроля законности этого обыска внутригосударственные суды не указали, какое значение имеют изъятые у заявительницы предметы для уголовного дела в отношении ее отца. Власти государства-ответчика не предоставили каких-либо документов, свидетельствующих, что эти предметы были приобщены к материалам уголовного дела в отношении ее отца или были использованы в ходе судебного разбирательства». В данном деле ЕСПЧ пришел к выводу, что обыск в квартире заявительницы был произведён в отсутствие гарантий того, что его последствия не выйдут за рамки разумного. Следовательно, он не был «необходим в демократическом обществе»[10].

Исследовав отечественное уголовно-процессуальное законодательство, а также судебную практику России по уголовным делам и практику ЕСПЧ авторы считают, что настала объективная необходимость внесения изменений и дополнений в УПК РФ направленных на соблюдение гарантированных Конституцией РФ прав и интересов граждан, вовлекаемых в уголовное судопроизводство, в частности, при принятии решений о возбуждении уголовных дел и производстве следственных действий.  Авторы считают необходимым исключить из уголовно-процессуального законодательства процессуальные ограничения прокуроров при надзоре за предварительным следствием, наделив их, в том числе, правом возбуждать уголовные дела любой подследственности и категории.

 

1.  Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации" от 18.12.2001 N 174-ФЗ (ст. 182) (ред. от 28.02.2025).

2. Юнусов А. А., Диденко Н. С. Проблемы, возникающие при получении объяснений в процессе проверки сообщения о преступлении / А. А. Юнусов, Н. С. Диденко // Юристъ-Правоведъ : науч.-теоретич. и информац.-методич. журн. Ростов-на-Дону. 2023. № 2(105). – С. 214–220., Юнусов А. А., Диденко Н. С. Проблемы защиты прав участников уголовного процесса при назначении судебной экспертизы / А. А. Юнусов, Н. С. Диденко // Юристъ-Правоведъ : науч.-теоретич. и информац.-методич. журн. Ростов-на-Дону. 2024. № 4(111). – С. 233–240.

3. Постановление Европейского суда по правам человека от 19.01.2016 по делу «Гермюш против Турции» (жалоба № 49085/57); постановление Европейского суда по правам человека от 03.07.2012 по делу «Робатин против Австрии» (жалоба № 30457/06); постановление Европейского суда по правам человека от 12.02.2015 по делу «Юдицкая и другие против России» (жалоба № 3678/06) // СПС КонсультантПлюс» (дата обращения: 13.03.2025).

4.   Постановление Европейского Суда по правам человека от 7 июня 2007 по делу «Смирнов против России (дело № 71326/01) // СПС КонсультантПлюс» (дата обращения: 15.02. 2025 г.).

5. Постановление Европейского Суда по правам человека от 15 июля 2003 №33400/96 по делу «Эрнст и другие против Бельгии» // СПС КонсультантПлюс» (дата обращения: 13.02.2025 г.).

6. https://european-court-help.ru/delo-11264-04-i-15-drugix-kruglov-i-drugie-protiv-rossii/(дата обращения: 13.01.2025 г.).

7.  См. Постановление Конституционного Суда РФ от 21.11.2017 N 30-П; Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 29 июня 2004 года N 13-П; определения Конституционного Суда Российской Федерации от 24 января 2008 года N 63-О-О, от 16 июля 2015 года N 1616-О, от 26 января 2017 года N 4-О и др.

8. См. Постановления от 27 апреля 2001 года N 7-П, от 30 октября 2003 года N 15-П, от 22 марта 2005 года N 4-П, от 14 июля 2005 года N 9-П, от 16 июня 2009 года N 9-П и др.).

9. См.Постановление Европейского Суда по правам человека от 04.02.2020 по делу «Круглов и другие против России» (дело № 11264/04 и 15 других) // https://european-court-help.ru/delo-11264-04-i-15-drugix-kruglov-i-drugie-protiv-rossii/ (дата обращения: 13.03.2025).

10. См. Постановление Европейского Суда по правам человека от 02.10.2014 «Дело Мисан (Misan) против Российской Федерации» (жалоба № 4261/04) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2015. № 4.